Валю. Оказалось, что с неё забыли взять расписки о разрешении на операцию. Сонная бритая пациентка с трудом выводила на бумажках каракули.
Ночью Дарья никак не могла заснуть и читала под вмонтированным над кроватью светильником. Она слишком привыкла к своему «снотворному», коим для неё уже долгие годы являлся «коньячок на засыпку». Кроме того, из настежь распахнутой двери в лицо бил яркий свет. Несколько раз она вставала и прикрывала дверь, но через несколько минут она снова оказывалась открытой. Так медперсоналу было удобнее контролировать происходящее в палатах. В некоторых и «происходило»!
Из дальнего конца коридора доносились стоны, периодически неслось жалобное: «Ой, мама, ой, мама». Причём, таким странным голосом, что не понять, кто страдал – мужчина или женщина. Потом эти звуки стихли, наверное, пациенту вкололи обезболивающий препарат. Но разговоры персонала и шаги по коридору не стихали ещё долго. На соседней койке похрапывала лежащая на спине Надежда. В последний раз Дарья посмотрела на часы на сотовом телефоне в половине третьего ночи…
А в шесть утра она проснулась от весёлой переклички техничек, ворвавшихся в палату со швабрами. Чашку кофе никто не обещал. Впрочем, до операции нельзя выпить даже глоток воды.
В семь утра пришёл её хирург Родионов, высокий и стройный красавчик лет сорока на вид, от которого веяло вниманием, спокойствием и уверенностью. Спросил о самочувствии, предложил сжать пальцы на левой руке в кулак. Это получалось легко. А вот разводить и сводить их в распрямлённом виде удавалось с большим трудом и не до конца. В этом-то и была проблема, не считая того, что если раньше в мизинце и безымянном пальце периодически «бегали мурашки», а потом это состояние надолго проходило, то весь последний год пальцы были онемевшими постоянно.
– Всё исправим, – пообещал хирург.
«А точно ли именно он будет меня оперировать? – мысленно усомнилась Леденёва. – Я-то как об этом узнаю?»
Через полчаса две медсестры пришли за Надей, она разделась догола, продемонстрировав пышные формы, накинула спереди рубашку, которую велели на спине не завязывать, и улеглась на каталку.
– С Богом, – прошептала Дарья вслед.
В этот момент в палату вошла Валя и спросила:
– А её куда?
– На операцию.
Валя уселась на свою кровать и принялась так отчаянно плакать, что и у Дарьи глаза наводнилась слезами, и она отвернулась к окну, чтобы ещё больше не расстраивать соседку по палате. «Интересно, это я за девочек так переживаю, или себя оплакиваю»? – попыталась она разобраться в своих чувствах. Но тут же чётко решила: «Это жалось к другим, не к себе. У меня операция, по сравнению с ними, пустяковая… Конечно, если можно отнести к пустякам даже самое незначительное хирургическое вмешательство в человеческий организм».
Собравшись с мыслями, Дарья высушила глаза бумажной салфеткой, подала несколько штук Вале, у которой, похоже, ничего нужного в больнице при себе не было, и принялась её уговаривать:
– Не плачь. Сделают тебе операцию – и будешь красавица.
– Я курить хочу, а у меня денег нет.
– Я могу дать тебе сигареты, но тут же нельзя…
В полдень две девушки пришли за Леденёвой, предложив:
– Если у вас есть что-то ценное, возьмите с собой, по пути положим в камеру хранения.
– Нет у меня ничего ценного. Кроме того, я ведь уже через несколько часов вернусь в палату.
Две молоденькие медсестрички (или технички) заговорщически переглянулись. Дашину самоуверенность они явно не разделяли.
Девушки докатили пациентку, которая по пути возмущалась тем, что не разрешили дойти самой, до операционной. И тут подошла пожилая медсестра, открывшая двери и втолкнувшая каталку внутрь. Эта седовласая женщина в очках с толстыми линзами пережала руку резиновым жгутом и принялась безуспешно тыкать шприцом, ворча: «Что-то не получается». Кое-как вколов препарат, она принялась столь же неловко и неубедительно манипулировать кистью руки, пытаясь что-то в неё воткнуть.
– А у вас тут есть кто-нибудь, кто в вены умеет попадать? Если да, так позовите, – весело сказала Дарья и подумала: «Вот оно, светлое будущее пенсионной реформы! Каждого проголосовавшего за неё депутата надо приговаривать к медсёстрам шестидесяти лет и водителям – шестидесяти пяти».
Заработал тонометр, сжимая предплечье левой руки и измеряя давление. Леденёва пыталась определить: «Зачем я им вся голая, если проблема в только локте? Стало быть, если что-то пойдёт не так, будет проще производить спасательные манипуляции с телом»?
Здесь она всего лишь тело.
– Здравствуйте, – раздался позади весёлый голос.
Дарья закатила глаза и увидела сидящего позади анестезиолога, на коленях которого лежала дыхательная трубка. Значит, всё-таки будут запихивать её в горло. Вспомнилось из Высоцкого: «Вот он, гад, в окне маячит, за спиною штепсель прячет», и она спросила:
– Как у Надежды прошла операция?
– Нормально. Сутки пробудет в реанимации. Как вам тут у нас?
– Ужасно.
– Прям так ужасно?
– Ага. Курить не разрешаете, даже во двор выходить запрещаете…
– Так больные разные бывают! Тут на днях один пациент перелез через забор, купил бутылку водки, вернулся обратно и выпил её всю! Вы представляете, в каком он был состоянии?
– Жаль, что такая замечательная идея не пришла в голову мне, – эта фраза оказалась последней, которую произнесла Даша. По крайней мере, запомнила…
Не спать! Спать…
Она очнулась от ощущения мурашек в двух пальцах левой руки и подумала: «Хоть что-то! По крайней мере, я их чувствую», и тут же услышала женский голос:
– Не спать, Даша, не спать!
Спать хотелось так, будто разбудили в три часа ночи, сообщив, что надо срочно ехать в аэропорт. Но никаких других ощущений вроде тошноты и дурноты, которых она заранее боялась, не было. Зато болело горло от трубки, через которую подавали какой-то «сонный» газ.
Над ней склонился доктор Родионов:
– Как вы себя чувствуете?
– Отлично.
Не жаловаться же было снова на то, что не дают гулять и курить, тем более, сейчас ни того, ни другого не хотелось. Как и просыпаться. Леденёва вспомнила, что читала в Интернете о возможной потере памяти после наркоза. Так, одна девушка писала на форуме, что забыла коды своей банковской карты. Дарья тут же воспроизвела в уме коды всех четырёх своих карточек, что её заметно приободрило.
Неподалёку лежали несколько мужчин и женщин, это была не реанимация, а палата, в которой отходили от наркоза пациенты после операции. За столом сидела следящая за ними медсестра и вносившая записи в журнал. Один из мужчин постоянно ныл:
– Закапайте мне нос, – и теребил пальцами повязку на лбу.
– Женя, ну сколько можно капать, ты же всю слизистую себе сожжёшь, – недовольно отвечала медсестра и настойчиво просила: – Не трогай голову, Женя!
Когда Дарью через пару часов вкатили в палату, она с удивлением увидела лежащую на койке Валю и спросила у девушек:
– А почему её не забрали на операцию?
– Ночью экстренных больных привезли. Так что Валю перенесли на завтра.
«Господи, бедняжка, ещё сутки ждать, ничего не есть и нервничать в ожидании, – пожалела соседку Даша. – Конечно, Валя же „бесплатная“, поэтому пойдёт на операционный стол в последнюю очередь».
Поднявшись на ноги, Дарья неловко влезла в свой домашний костюмчик – теперь уже больничный, стараясь не перепачкать его кровью с повязки, и улеглась. Медсестра подложила ей под локоть непромокаемую пелёнку, которая тут же окрасилась, и пообещала:
– Завтра кровотечение уже прекратится.
– Завтра я отсюда уже уйду, – решительным тоном отозвалась Леденёва.
Девушка рассмеялась и пошла к двери. По тому, насколько весёлым и заливистым был её смех, Даша предположила, что её уверенность опять не разделяют. Тут она поняла, почему ноет здоровая рука: из кисти торчала небольшая пластиковая конструкция, похожая на детскую пустышку без резинки
– Выдерните у меня из руки эту штуку, – крикнула она вслед уходящей медсестре.
– Это не штучка, а венозный катетер, он нужен, чтобы был доступ к вене, и можно было поставить капельницу.
– Мне не понадобится капельница. Выдерните, или я это сделаю сама!
«Кажется, я не очень удобный пациент», – самокритично подумала Дарья, когда медсестра выполнила её просьбу-приказ и удалилась.
Леденёва написала сыну в Ватсапе: «От наркоза отошла, говорить пока не могу» и переслала это сообщение ещё четырём близким людям, ждущим от неё
